«ЖИВУ ПО ЯПОНСКОМУ ПРИНЦИПУ: СКРОМНОСТЬ – ПУТЬ К ЗАБЫТЬЮ»
– Спорт – это ведь способ заявить о себе, – говорит Роман корреспонденту «Болельщика». – Кто-то постоянно напоминает о себе громкими победами. Но ведь не всем дано выигрывать. Даже физиологически. Знаете, возможно, со своим потенциалом я и мог достичь больших вершин именно как спортсмен. Но, тем не менее, оглядываясь назад, ловлю себя на мысли, что сожалеть мне не о чем. Ведь кто знает, вспомнили бы сейчас обо мне, будь я чемпионом мира? А так, из-за моего поведения в секторе обо мне говорят до сих пор, я пользуюсь популярностью. Вот, к примеру, мне предлагают вести программу на канале «Мегаспорт». Постоянные выступления перед
70-тысячной аудиторией убрали у меня боязнь перед телекамерой. Кроме того, у меня от природы есть актерская жилка – нравится играть на публику. Мне еще в детстве бабушка говорила: «Ромчик, за тобою завжди золотi верби ростуть».
– И все же, однажды вам, наверное, пришлось пожалеть о своем эмоциональном нраве…
– Хотите, чтобы вспомнил Олимпиаду в Атланте (там Роман, готовясь к исполнению заключительной – шестой – попытки, перебрал время на подготовку и толкнуть ядро ему не позволили. – Авт.)? Два года назад я поймал себя на мысли: жалею о другом – что не выполнил против воли судей шестую попытку. Вот тогда был бы действительно спокоен! Если бы результат толчка был медальным, спорил бы с организаторами в других инстанциях, нет – оставил бы лишние иллюзии в стороне. Ведь тогда я был готов хорошо, ехал на Игры со вторым результатом сезона в мире. С другой стороны, после того инцидента я добыл такую популярность, которой вряд ли достиг бы, даже выиграв медаль. Тогда в подтрибунном помещении я откровенно сказал, что аппаратура фирмы Saiko – дерьмо! Я же в спорте был не первый год и прекрасно чувствовал положенные на подготовку полторы минуты! Фирмачи, понятное дело, решили убедить меня в противоположном и пригласили меня приехать в Японию. Там они действительно доказали, что это не их вина, а американских судей, запустивших секундомер на 30 секунд быстрее, чем меня вызвали в сектор.
– Кажется, сейчас в украинской легкой атлетике нет лидера, которым в свое время были вы…
– И это, наверное, единственное, о чем жалею со времен, когда покинул большой спорт. Обидно, когда Иван Гешко или Люда Блонская выигрывают награды, а им некому подать флаг. Лидером необязательно должен быть выдающийся атлет, а просто сильная, харизматическая личность, с нестандартным поведением, чрезвычайно эмоциональный и искренний человек. Жаль, что я не воспитал себе замены. Хотя среди нынешних сборников есть два кандидата – Юра Билоног и Денис Юрченко. Юра – настоящий лидер по результатам, а Денис своей нестандартностью напоминает мне меня самого, только он прыгает с шестом, а я ядро метал.
– А в плане патриотизма есть люди, которых можно поставить в ряд с вами?
– Никто и рядом не стоит с Андреем Скваруком! Перед Олимпиадой в Афинах он совершил джентльменский поступок, от которого я, как близкий друг, его отговаривал. Говорил, что за это никто спасибо не скажет, да еще и виноватым сделают. Дело вот в чем. За месяц до Олимпиады Андрей почувствовал, что не успеет восстановиться после травмы спины, потому и написал заявление, что отказывается от места в составе, чтобы не подводить команду. Хотя полно случаев, когда спортсмены с такими повреждениями для некоторых материальных благ, да и просто, чтобы получить форму, ехали на Игры. Скварук же сказал мне: «Я не смогу жить, если из-за моих капризов кто-то потеряет шанс поехать на Олимпиаду». Жаль, что в нашей стране таких поступков не ценят. Хотя в команде Скварук – неоспоримый авторитет. Недавно мы ездили к нему в Ривне на 40-летие. Причем приехали не только те, кто уже покинул спорт или сейчас свободен, но и те, у кого соревнования были на носу.
«НА ТО, ЧТО ВЫЖИВУ, ДАВАЛИ 20 ПРОЦЕНТОВ»
– Роман, когда наблюдаешь за вами со стороны, то кажется, что вас все вокруг любят и уважают…
– Все потому, что всегда был открытым к людям, а чувство соперничества возникало исключительно в секторе. Если хочешь почувствовать человеческое тепло, нужно дарить его всем, кто находится вокруг тебя. Мой тренер Иван Григорьевич Шарий еще 25 лет назад сказал: «Роман, запомни, спорт рано или поздно закончится, а человеком нужно оставаться всегда. Ты можешь быть самым выдающимся атлетом, но с людьми, с которыми ты живешь сейчас, придется жить и завтра». Потому, когда вижу, что человек смотрит мне в глаза, здороваюсь, хоть и не всегда знаю, кто это. Если это мужчина, всегда подам руку, женщину непременно встречу поцелуем. Да и вообще, два года назад я понял, что нужно радоваться каждому дню, который ты проводишь с дорогими для себя людьми. Завтра ты можешь не проснуться и не сказать близким, как они дороги для тебя.
– О чем вы?
– Тогда у меня аорта оторвалась от сердца. Лежал во Львове на Лычаковской, и меня оперировал молодой хирург Александр Бабляк, который сейчас работает в клинике Амосова. Именно ему благодарен за возвращение в этот мир. Знаете, за полтора месяца в реанимации вокруг меня ежедневно умирали люди. Тогда понял, что все мы на этой земле гости. Взять хотя бы меня. Диагностировать или предупредить перенесенное мною заболевание сложно, практически невозможно. Понятно только, что беда эта формируется не мгновенно, а годами. Зная свой организм, чувствую, что вина в этом, в первую очередь, моя, ведь после насыщенного 2004 года, когда готовился к Олимпиаде, я резко перестал тренироваться. Во время событий «оранжевой революции» нужно было быстро определяться и принимать чью-то сторону. Это были события, за которыми нельзя было наблюдать со стороны (хорошее дело, жаль только, что шанс мы потеряли). Так или иначе, я мгновенно оказался в политике и собой практически не занимался. Потом меня назначили руководителем управления по делам семьи, молодежи и спорта в Ивано-Франсковской области, и я полностью погряз в новых хлопотах. К сожалению, не могу заниматься чем-то в полсилы, реагировать на вещи спокойно. Наверное, все эти факторы и привели к болезни.
Когда со мною произошла эта беда, родным в Ивано-Франковске сказали, чтобы они со мною попрощались, поскольку я не перенесу дороги в больницу во Львов. Когда меня «паковали» в реанимобиль, супруга писала расписку, что не будет иметь претензий, если я по дороге умру. В клиническо-кардиологической больнице Ирина уже писала аналогическую бумагу на случай, если я не выживу во время операции. Ситуация ведь была катастрофической: в сердечной сумке крови было столько, что еще бы 20 минут – и сердце раздавило бы давлением. Решение нужно было принимать мгновенно, и особенно сложным оно было для молодого врача Александра Бабляка, ведь если бы я умер на операционном столе, это могло негативно сказаться на его репутации. Некоторые врачи даже советовали ему подождать до утра, но Александр подошел и шепнул на ухо жене: «Если Романа не оперировать в ближайшее время – он умрет». Ира прислушалась…
Сейчас звоню Александру на все праздники, пытаюсь передать ему свои чувства. Вспоминаю награждение «Афина» для лучших легкоатлетов 2006 года. Там я пел, хотел сделать это красиво, сильно выкладывался, да так, что покраснел. Супруга в зале даже волновалась, что сердце меня подведет. Позже была трансляция, я сообщил врачу, чтобы он посмотрел. Александр позвонил сразу после песни в моем исполнении. Думал, ругать будет, а он: «Вирастюк, сволочь, я горжусь тобой!»
«НА МОЕЙ ОПЕРАЦИИ ПОЗВОЛИЛИ ПРИСУТСТВОВАТЬ ТОЛЬКО БРАТУ»
– Говорят, что люди в состоянии сродни вашему видят дивные видения…
– У меня такого не было. Во-первых, потому, что случилось все мгновенно. Я вышел на обеденный перерыв попить сок, у меня начало жечь во рту, начал задыхаться. Хотел позвонить супруге или кардиологу Сергею Краснопольскому, который меня вел. Практически сразу мне ввели большую дозу морфина, поскольку боль была страшной. Я не помнил практически ничего. Но даже в таком состоянии я пытался не терять сознания. Жена рассказывала, что даже в реанимобиле я постоянно с ними разговаривал и повторял себе: «Говори с ними, ты не должен терять сознания». Ира говорит, что я постоянно молился и давал ей какие-то указания. Ведь мой первый сын Роман – от первого брака, я просил Ирину, чтобы заботилась о нем, если со мной что-то случится. Говорят, что говорил я практически до последнего момента, не хотел сдаваться. Потом долго был без сознания. Когда пришел в себя, не открывая глаз, говорил с хирургом. Через пять часов после операции он держал меня за руку и говорил: «Смотри, Роман, кто к тебе пришел». Я, не отрывая глаз, говорю: «Мне для этого не нужно смотреть, и так знаю. Там Ира и Вася (брат Романа, выдающийся стронгмен. – Авт.)». Не знаю, откуда все это, не помню. Вася мне рассказал еще много интересных подробностей, которых я, конечно, не мог запомнить. Брат, кстати, единственный, кому позволили находиться в реанимационном отделении во время операции. Говорит, что смотрел несколько раз, когда у меня там все было открыто. Иными словами, добавил я им хлопот.
– Когда стали на ноги, сразу сходили в церковь?
– Чтобы поблагодарить Бога, не обязательно идти в церковь. Вера – это не публичность и не показуха. Мы с сыном каждое утро начинаем с молитвы и ложимся с нею спать. А в церковь сходить нет времени. Два последних раза был там на похоронах близких мне людей – 90-летней бабушки и друга – солиста группы «Васи Клаб» Василия Гонтарского.
Тарас РОМАНЮК